Первый биограф Гоголя П. А. Кулиш

Виноградов И. А. (Москва), д.ф.н., старший научный сотрудник ИМЛИ РАН / 2002

Имя Пантелеймона Александровича Кулиша (1819-1897), украинского писателя и историка, известно ныне прежде всего как имя автора первой биографии Гоголя и издателя его сочинений. Его «Записки о жизни Н. В. Гоголя...» (СПб., 1856) до сих пор сохраняют свое значение как важный первоисточник целого ряда биографических сведений о писателе. К тому же — и это, пожалуй, главное — влияние Кулиша на представления читателей и исследователей о Гоголе не исчерпывается материалами его книги. Содержанием «Записок...» (и самим тоном повествования) Кулиш оказал воздействие и на других многочисленных гоголевских биографов, прежде всего на В. И. Шенрока — составителя четырехтомных «Материалов для биографии Гоголя» (М., 1892-1896).

Насколько же можно доверять тому облику Гоголя, который создал Кулиш в своих «Записках...»? Уже Михаил Петрович Погодин замечал по поводу книги Кулиша: «Главный недостаток, по нашему мнению, состоит в том, что автор не знал лично своего героя, и потому подле верной черты в его портрете, встречается иногда совершенно ложная»1. Помимо других отрицательных отзывов рецензентов на книгу Кулиша, примечателен еще ряд фактов, характеризующих гоголевского биографа.

О графине Анне Георгиевне Толстой, бывшей хозяйке дома, где жил последние годы Гоголь, Кулиш писал Шенроку: «Надобно желать, чтобы приживалки поскорее спровадили в могилу просфорами достойную княгиню, как она, соборне с другими бабами и олухами о Христе Иисусе, спровадила несчастного Гоголя. Тогда очистится в ее доме воздух от идоложертвенного кадила, и очи праведного подвижника Шенрока узрят мою копию автобиографии матери Гоголя»2. Думается, от человека, который подобным образом отзывался об одном из духовно близких Гоголю людей, ожидать подлинного понимания духовного пути писателя не приходится.

Характерно еще одно высказывание Кулиша. В 1887 году по поводу «Тараса Бульбы» Кулиш пишет, что Гоголь, «предшествуя нам на безлюдном поприще исторической критики, принимал на веру все, что терпела бумага в темных монашеских кельях... Козацкий потомок был преисполнен веры в то, что существовало только в воображении фанатиков, да в сердце беспощадных обманщиков массы». К «фанатикам» и «обманщикам массы» Кулиш, предвосхищая соответствующие «положения» марксистской критики, относил «невежественных», по его словам, «архиереев малорусских», ревнителей Православия «в Печерском монастыре», а об украинском народе в целом замечал, что по своему культурному развитию он якобы стоял — «ниже „поганых“ татар»3. — Имея в виду подобные воззрения Кулиша, даже Шенрок, которому Кулиш излагал в письмах свои воззрения, счел необходимым соответствующим образом их прокомментировать4. — Понятно, что человек, который так отзывался о казачестве, об украинском народе, о Православии, вряд ли мог глубоко разобраться в духовной и писательской биографии создателя «Тараса Бульбы».

Действительно, «Тарас Бульба» — ключевое для понимания гоголевского мировоззрения произведения — для Кулиша предмет особой острой неприязни. Кулиш не принимал «Тараса Бульбу» за его антипольский, прорусский пафос, наивно полагая, что знакомые поляки, с которыми Кулиш сошелся задолго до написания гоголевской биографии, понимают историю Малороссии лучше, чем Гоголь. А «доверие» Кулиша к польским историкам простиралось до того, что даже восстание Богдана Хмельницкого он ставил в один ряд с пугачевским бунтом, тогда как казаков в своих исторических работах называл не иначе как «разбойниками».

Взгляды Кулиша — и как историка, и как критика «Тараса Бульбы» — были в свое время подвергнуты серьезной, аргументированной критике в трудах многочисленных авторитетных исследователей: М. А. Максимовича, А. С. Хомякова, Ю. Ф. Самарина, Н. И. Костомарова, Н. И. Петрова, Н. П. Дашкевича, Г. Ф. Карпова, А. Н. Пыпина, В. Н. Перетца, И. Я. Франко и многих др.5 Максимович в письме к О. М. Бодянскому 1862 года, в частности, замечал: «Последняя <...> статья <...> <Кулиша> и объявление его вторым Кобзарем <...> показывают в нем украинского Хлестакова, а потому и не стóит он серьезной полемики»6. В другом письме Максимович добавлял: «За Гоголя необходимо было вступиться кому-нибудь из нас, особенно мне, ибо Кулишовы брехни производят немалый эффект между молодежью украинской, особенно полтавскою: есть великие поклонники, верующие в его писания; даже и относительно Гоголя»7.

По единодушному мнению исследователей, определяющую роль в формировании взглядов Кулиша как историка и как биографа Гоголя сыграло его знакомство летом 1843 года (когда Кулишу было 24 года) с польским критиком Михаилом Антоновичем Грабовским (1806-1863)8, — известным в польской литературе как один из основателей так называемой «украинской школы».

О том, как завязывались отношения Кулиша с польским критиком Грабовским, можно судить вполне определенно. Николай Костомаров писал однажды редактору «Киевской Старины» Ф. Г. Лебединцеву: «Зная Кулиша, как редкий его знал, в течении лет тридцати слишком, я скажу, что это человек с необузданным самолюбием; ему хочется быть чем-то необыкновенным, быть силою, духовным могуществом. И к досаде его ни у своих малоруссов, ни у москалей (великоруссов) не получил он за собой признания такой власти, какой ему хочется»9. Шенрок, познакомившийся с Кулишем в 1880-х годах, также отмечал у гоголевского биографа «болезненно развитое самолюбие и желание первенствовать»10. — С самого начала знакомства Грабовский разгадал честолюбивые стремления Кулиша и не стал скупиться на похвалы. Именно Грабовский и посоветовал Кулишу при переезде в Петербург сблизиться там с рядом польских писателей, — в частности, с ректором Санкт-Петербургской католической семинарии И. Головинским, с поляком Л. Л. Штюрмером (впоследствии петербургским военным цензором, запрещавшим на протяжении десятков лет «Тараса Бульбу» к изданию в сборниках для солдатского чтения11) и др. В этом смысле Кулиша вполне можно назвать одним из звеньев той польско-католической интриги, которая завязывалась вокруг Гоголя еще при его жизни: княгиня З. А. Волконская, ксендзы И. Кайсевич и П. Семененко, Б. Залесский (Грабовский был с ним в близких отношениях), Адам Мицкевич, Штюрмер.

Позднее Кулиш вспоминал: «Знакомство с Михайлом Грабовским имело своим последствием сближение мое с известным библиоманом Константином Свидзинским, [с любезнейшим из поляков Головинским (старшим братом католического митрополита) и не менее любезными панами Артишевским и Руликовским] <...> и другими знатоками польско-русской археографии. Они все вместе помогли мне в документальном изучении нашего малорусского былого, без чего я никогда не отрекся бы от наших летописных вымыслов, которые до конца жизни повторял Костомаров»12. По поводу этого общения Кулиша с польскими историками Михаил Максимович замечал, что «личные беседы с <...> польскими учеными <...> не значат еще утверждения в здравых понятиях об исторических явлениях Малороссии. Новый взгляд на историю козацкой Малороссии не значит еще верный взгляд, и бывает иногда хуже старого»13.

Поощрение Грабовским первых литературных опытов Кулиша не замедлило принести свои плоды. Именно со времени знакомства с польским критиком Кулиш вступает в активную «борьбу» с содержанием гоголевского «Тараса Бульбы» (которым сам ранее восхищался). В 1846 году Кулиш, публикуя в первом номере «Современника» отрывки из своего романа «Черная рада», предпослал этим отрывкам адресованное ему письмо Грабовского 1843 года. Письмо это, заключавшее в себе главным образом негативную оценку «Тараса Бульбы» и исполненное при этом неумеренных похвал Кулишу, стало первым отрицательным отзывом польской критики о повести Гоголя.

Кулиш, помещая «разбор» Грабовского в журнале и называя его «глубоким и многосодержательным»14, в свою очередь, как и польский критик, преследовал цели отнюдь не литературные. Одновременно с этим он опубликовал свою «Повесть об украинском народе» (СПб., 1846), смысл которой сводился к тому, что, мол, «Малороссия или должна отторгнуться от России, или погибнуть»15. Появление в печати «Повести...» Кулиша привлекло внимание Императора Николая I и вызвало расследование. За свою сепаратистскую деятельность Кулиш был отправлен в трехгодичную ссылку в Тулу; писать ему было запрещено, а потому позднейшие работы Кулиша о Гоголе вышли не под собственным его именем, а под псевдонимом Николай М.

Затаенная неприязнь, личные амбиции, неспособность понять и осмыслить духовный путь Гоголя («полусумасшедшего поэта», — как называл Кулиш Гоголя в одном из своих писем16) — все это вместе так или иначе отразилось в составленной Кулишом гоголевской биографии.

Двусмысленный характер носит уже самое начало «Записок...», представляющее собой откровенную спекуляцию на предмет якобы некой «двойственности» личности писателя. «В малороссийских летописях, — начинает Кулиш свой рассказ о Гоголе, — записано два лица, носившие имя Гоголя. Первый Гоголь, выдавшийся из толпы своих темных однофамильцев, был Иоанн, епископ Пинский. Он является в числе провозвестников той унии, против которой воевал герой современного нам Гоголя, Тарас Бульба. Неизвестно, состояли ли предки поэта в каком-нибудь родстве с этим епископом; только Гоголи существовали с давних времен на Украйне»17.

Упоминая об этом сомнительном «лице» епископа-униата, Кулиш, конечно, не мог не знать, что «первым Гоголем, выдавшимся из толпы своих темных однофамильцев», был не Иоанн, епископ Пинский и Туровский, а упоминаемый Карамзиным в «Истории государства Российского» православный епископ Иоанн (Гоголь), возглавивший в 1405 году Владимиро-Волынскую епархию. Под 1576 годом в «Истории...» Карамзина упоминается еще один «более ранний» Гоголь — «гонец от вельмож коронных и литовских к нашим боярам» Иван Гоголь. Несомненно, знал Кулиш и о том, что известный по «малороссийским летописям» «провозвестник» унии Иоанн Пинский (третий, таким образом, по счету, из известных нам «исторических» Гоголей) называется в украинских летописях, вместе с другими западно-русскими иерархами, поддержавшими унию — и отлученными за это от Церкви, не иначе как «предателем»: «И сих предателей было восемь епископов и один митрополит <...> 4-й Иоанн Гоголь, епископ Пинский и Туровский...»18. Очевидно, именно «задней мыслью» и затаенной враждой Кулиша объясняется то, что начать рассказ о Гоголе биограф, вопреки хронологии, предпочел все-таки с имени отступника.

О том, что духовная сторона личности Гоголя осталась непонятной и чуждой Кулишу свидетельствуют и другие факты.

Так, совершенно не отражен в «Записках...» Кулиша церковный быт семьи Гоголей, который, конечно же, не мог не заметить сам биограф по приезде в Васильевку. В сентябре 1854 года он писал П. А. Плетневу о матери Гоголя: «В черном платье, в белом чепце без украшений и с живыми <...> чертами лица, она была похожа на игуменью монастыря»19. Ничего подобного в «Записках...» мы не найдем. А между тем, как вспоминал один из школьных приятелей Гоголя, В. И. Любич-Романович, религиозность и склонность к монашеской жизни были заметны в Гоголе «еще с детского возраста, когда он воспитывался у себя на родном хуторе в Миргородском уезде и был окружен людьми богобоязливыми и вполне религиозными...»20. Это же следует сказать и о воздействии на юного Гоголя обширной программы религиозного воспитания в Нежинской гимназии высших наук, где будущий писатель провел семь лет. Домовая церковь, общий духовник, общие утренние и вечерние молитвы, молитвы перед началом и окончанием уроков, Закон Божий два раза в неделю, каждый день полчаса перед классными занятиями чтение священником Нового Завета, вечером после занятий чтение книг духовного содержания, ежедневное заучивание наизусть двух-трех стихов из Писания, строгая дисциплина... — таким был определенный Уставом гимназии почти «монастырский» быт ее учащихся (многими чертами этого быта Гоголь воспользовался впоследствии при описании бурсы в «Тарасе Бульбе» и «Вии»). Но напрасно мы бы стали искать всего этого в книге Кулиша.

Аналогичные факты, характеризующие Кулиша как биографа, обнаруживаются и при изучении истории создания «Записок о жизни Н. В. Гоголя...». Так, еще за год до выхода в свет «Записок...» Кулиш, согласно его собственному письму, располагал уже списком гоголевских «Размышлений о Божественной Литургии». Текст гоголевского сочинения был подготовлен тогда к печати Степаном Петровичем Шевыревым. Однако и об этом важнейшем произведении Гоголя Кулиш в своих «Записках...» даже не упомянул. Лишь еще год спустя, когда Кулишу представилась возможность опубликовать это произведение в собственной типографии, он воспользовался сделанным списком (судя по всему, не получив на это разрешения у Шевырева). При этом «Размышления...» были изданы Кулишом наспех с многочисленными цензурными исправлениями. По словам историка В. П. Науменко, Кулиш, «будучи особенно заинтересованным выпуском в свет этого издания как первого из своей собственной типографии <...> рад был, что хоть в таком виде получил рукопись из цензуры»21.

Среди других важнейших рукописей Гоголя, также не упомянутых Кулишом, — многочисленные материалы религиозного содержания. По свидетельству одной из сестер Гоголя, Ольги Васильевны, рукописи эти были в свою очередь предоставлены Кулишу — и даже увезены им с собой. Поводов сказать о них у Кулиша было более чем достаточно. А. О. Смирнова прямо сообщала ему о чтении Гоголем этих выписок в Ницце зимой 1843/44 года22. Однако Кулиш этого не сделал. При этом речь шла не о каких-то отдельных заметках, но о таких обширных сборниках, как «Из книги: Лествица, возводящая на небо», «Выбранные места из творений св. отцов и учителей Церкви»23. По поводу всех этих материалов Кулиш счел нужным лишь заметить, что в бумагах Гоголя «найдено множество выписок из разных книг, изумляющих терпеливою тщательностью почерка»24.

Далеко не безоблачными были и отношения Кулиша с родными Гоголя. В конечном счете настойчивость и «неделикатность» Кулиша по отношению к правам наследников вызвало их недовольство, и мать Гоголя Мария Ивановна передала право издания гоголевских сочинений давнему другу Гоголя славянофилу Федору Ивановичу Чижову.

Хранителем гоголевских автографов Кулиш также оказался не вполне надежным. В 1869 году он, например, подарил не принадлежавшие ему письма А. О. Смирновой к Гоголю в Пражский национальный музей. А в 1885 году на хуторе Кулиша Мотроновка случился пожар, уничтоживший, по-видимому, в числе прочего, ряд хранившихся у него автографов Гоголя. Однако вину за пропажу рукописей Кулиш возложил тогда на родных писателя.

Очевидно, что, при всех заслугах Кулиша в собирании материалов к жизнеописанию Гоголя, с первым биографом писателю определенно «не повезло». Столь же неглубоким, как и Кулиш, оказался впоследствии в осмыслении духовного пути Гоголя и продолжатель Кулиша Шенрок. Позднее В. В. Вересаев, назвавший «Материалы...» Шенрока «бездарной, растрепанной и самодовольно-многоречивой» книгой (хотя и «очень ценной по обилию собранных в ней материалов»), в свою очередь в составленном им «систематическом своде подлинных свидетельств современников» о жизни писателя опять-таки оставил религиозную сторону личности Гоголя в тени. В традиционном «кулишевско-шенроковском» духе выдержан и ряд последующих опытов в составлении гоголевской биографии, вплоть до самых последних. Лишь в новейших биографических работах о Гоголе Владимира Алексеевича Воропаева облик писателя начинает приобретать подлинные, глубоко присущие ему черты «художника-христианина». Понадобилось, таким образом, почти полтора века, чтобы «традиция», заданная первым биографом Гоголя Кулишом, была отчасти исправлена в соответствии с реальным содержанием предмета исследования. И все-таки создание научной биографии Гоголя остается во многом делом будущего.

Примечания

1. М. П. <Погодин М. П.> <Редакционное примечание> / Б. А. <Алмазов Б. Н.> Современник, 1854 г., № IV, V // Москвитянин. 1854. Июль. Кн. 1 (№ 13). Отд. 4. с. 36.

2. Зайцев П. Листи Кулiша до Н. Ол. Бiлозерської // Наше Минуле. 1918. № 3. с. 118.

3. Крутикова Н. Е. Н. В. Гоголь. Исследования и материалы. Киев, 1992. с. 278-279, 282.

4. См.: Шенрок В. И. П. А. Кулиш. Биографический очерк. Киев, 1901. с. 245-247; Федорук О. Недовiдомий лист-спогад I. Нечуя-Левицького про П. Кулиша // Пантелеймон Кулiш. Матерiали i дослiдження. Львiв; Нью-Йорк, 2000. с. 292-293.

5. Из дневника, веденного Ю. Ф. Самариным в Киеве, в 1850 году // Русский Архив. 1877. № 6. с. 229-232; Костомаров Н. И. О казаках // Русская Старина. 1878. № 3. с. 385-402; Петров Н. И. Очерки истории украинской литературы XIX столетия. Киев, 1884. с. 193-198, 269; Дашкевич Н. П. Отзыв о сочинении г. Петрова «Очерки истории украинской литературы XIX столетия». СПб., 1888. с. 64-66; Карпов Г. В защиту Богдана Хмельницкого. М., 1890; Пыпин А. Н. История русской этнографии. СПб., 1891. Т. 3. с. 210; Перетц В. Гоголь и малорусская литературная традиция. СПб., 1902; Франко И. Южнорусская литература // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. СПб., 1904. Т. 81. с. 314-315.

6. Титов А. А. Материалы для истории Имп. Общества Истории и Древностей Российских. М., 1887. с. 163.

7. Там же. с. 166.

8. См.: Юровська О. Кулiш i Грабовський // Укра?на. 1929. № 36, вересень. с. 72-85; Гнатюк В. Польський лiтератор М. А. Грабовський i його приятелювання з П. О. Кулишем // Записки iсторично-фiлологiчного вiддiлу ВУАН. 1929. Кн. 23. с. 97-124. К 1843 году относится и знакомство Кулиша с Т. Г. Шевченко.

9. Данилов В. П. А. Кулиш и «Киевская Старина» под редакцией Ф. Г. Лебединцева. Киев, 1907. с. 4.

10. Шенрок В. И. П. А. Кулиш. с. 205.

11. См. об этом: Виноградов И. А. Гоголь — художник и мыслитель: Христианские основы миросозерцания. М., ИМЛИ РАН, «Наследие», 2000. с. 196.

12. Нахлiк ?., Федорук О. «Около полустолетия назад: Литературные воспоминания» П. О. Кулиша // Пантелеймон Кулiш. Матерiали i дослiдження. Львiв; Нью-Йорк, 2000. с. 141.

13. Максимович М. А. Об историческом романе г. Кулиша «Черная рада» // Русская Беседа. 1858. Т. 1. Кн. 9. <Отд. 3>. с. 15.

14. Современник. 1846. Т. 41. с. 234.

15. В. Г. Белинский — П. В. Анненкову. 1-10 декабря 1847 г. Санкт-Петербург // Собр. соч. В 9 т. М., 1982. Т. 9. с. 690.

16. Пантелеймон Кулiш. Листи до М. Д. Бiлозерского. Упорядковання, вступна стаття й коментарi О. Федорука. Львiв; Нью-Йорк, 1997. с. 73-74.

17. <Кулиш П. А.> Николай М. Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем. В 2 т. СПб., 1856. Т. 1. с. 1.

18. История Русов, или Малой России. М., 1846. с. 33.

19. ИРЛИ. Ф. 652. Оп. 2. № 56. Л. 93.

20. Глебов С. Воспоминания о Гоголе // Русская Старина. 1910. № 1. с. 73-74.

21. Цит. по: Воропаев В. А. Последняя книга Гоголя. (К истории создания и публикации «Размышлений о Божественной Литургии») // Русская литература. 2000. № 2. с. 192.

22. <Кулиш П. А.> Николай М. Записки о жизни Н. В. Гоголя. Т. 2. с. 2.

23. См.: Петров Н. И. Новые материалы для изучения религиозно-нравственных воззрений Н. В. Гоголя // Труды Киевской Духовной академии. 1902. № 6. с. 297; ?рофi?в I. Новий рукопис Гоголя. (З рукописного вiддiлу Музею Слободськоi України) // Червоний Шлях. (Харькiв). 1926. № 2. с. 176; Ерофеев И. Ф. Рукописи Н. В. Гоголя в Харьковском Историческом музее (бывш. им. Сковороды) <1938> // РГАЛИ. Ф. 139. Оп. 1. Ед. хр. 63. с. 5; Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. 8. с. 828-829, 836-837.

24. <Кулиш П. А.> Николай М. Записки о жизни Н. В. Гоголя. Т. 1. с. 292.

Яндекс.Метрика