Очерк А. М. Ремизова «Тайна Гоголя»: опыт комментария
Розанов Ю. В. (Вологда), доктор филологических наук, профессор Вологодского государственного педагогического университета / 2013
Этот небольшой очерк о Гоголе А. М. Ремизов написал в 1922 г., предполагая, очевидно, напечатать его к 70-летию смерти любимого писателя. Ремизов строго отмечал все литературные даты, в известном смысле жил по историко-литературному календарю. Это не только давало ему ощущение сопричастности к русской литературной традиции, но отчасти имело и практический смысл. Часто редакторы оказывались не готовы к наступившему юбилею и печатали, не особенно разбираясь, все, что относилось к той дате. Именно таким образом были опубликованы многие «странные» тексты Ремизова о русских писателях, которые при других обстоятельствах могли бы еще долго лежать в редакционных портфелях (например, рассказ «Ночь у Вия» появился в апрельской книжке журнала «Русская мысль» за 1909 г. на волне гоголевского юбилея1). В упомянутом нами случае тактика писателя не вполне оправдала себя — очерк был опубликован с полугодовым опозданием осенью 1922 г. в «Руле» — популярной газете «русского» Берлина2. Название «Кикимора» объясняется тем, что автор сопоставлял Гоголя с этим персонажем народной мифологии.
Вторая публикация очерка состоялась уже в юбилейном 1929 г., но тоже с полугодовым опозданием. Под новым названием «Тайна Гоголя» ремизовская миниатюра была напечатана в пражском журнале «Воля России»3, одном из самых «левых» в эстетическом смысле журналов русской эмиграции (в нем, кроме Ремизова, печатались М. Цветаева, Андрей Белый, Артем Веселый, Б. Пастернак, Б. Поплавский и др.). Автор поменял название, очевидно, из тех соображений, что в прежнем заглавии «Кикимора» уже содержался ответ на вопрос, заданный в очерке: кто же такой Гоголь? (Ответ стоял впереди вопроса). Кроме того, у Ремизова уже был текст с таким названием, не имеющий к Гоголю никакого отношения4. О жанре своего произведения писатель сообщал в письме к Л. И. Шестову от 7 июля 1929 г.: «Есть у меня небольшая завитушка в 8000 букв. (200 газетных строчек). Называется: „тайна Гоголя“»5.
В индивидуальной системе жанров Ремизова существует такая малая повествовательная форма, как «завитушка». Иногда это жанровое определение входит в заголовочный комплекс на правах подзаголовка, иногда становится собственно заглавием, в ряде случаев восстанавливается косвенным путем через письма, дневники и мемуары писателя. В научной литературе о писателе жанр «завитушка» не рассматривался. В лексиконе Ремизова слова-синонимы «завитушка» / «завиток» обозначают не только определенный жанр, но еще и его подпись.
Ремизов, как подросток, экспериментировал с подписью, порой создавая достаточно сложные конфигурации. В том же 1922 г. он придумал подпись, где анаграмма не только шифр, но и рисунок, автопортрет. По поводу этого изображения несколько лет тому назад возникла любопытная дискуссия. Датский славист Петер Ульф Меллер увидел в нем крылья и пустой желудок — символы творческой устремленности и бедности писателя6, а М. В. Безродный — «левопрофильный силуэт» птички ремез (род синицы), от которой писатель производил свою фамилию7. Академик А. М. Панченко трактовал подпись-рисунок как изображение буквы «АЗЪ» в виде человека, «возвышающегося к небесной тверди» и одновременно «углубляющегося в землю»8. В любом варианте ремизовская графическая «завитушка» представляет собой некий шифрованный знак, указывающий на важный, сокровенный смысл. Это позволяет предположить, что и литературные завитушки писателя не так просты, как выглядят на первый взгляд, что и они содержат некий глубинный смысл.
В третий раз, и снова под другим названием — «Природа Гоголя», эта «завитушка» вошла в книгу Ремизова о русских писателях XIX в. «Огонь вещей», более чем наполовину состоящую из произведений о Гоголе9. Прокомментировать изменение заглавия не так сложно — к этому времени само словосочетание «тайна Гоголя» уже набило оскомину, стало чуть ли не бульварным штампом. В. В. Розанов в 1909 г. опубликовал очерк «Загадка Гоголя», позже в «Опавших листьях» он рассуждал о «половой загадке» писателя, которая находится где-то в «прекрасном упокойном мире»10; Н. А. Бердяев находил «какую-то неразгаданную тайну» Гоголя в российских революционных событиях11, любители посмертных диагнозов приписывали классику целый букет «тайных болезней» — от сифилиса до онанизма... Ремизов, скорее всего, не хотел, чтобы его произведение воспринималось в этом контексте, поэтому и появилось близкое по смыслу, но, конечно, не такое яркое название «Природа Гоголя». В композиции книги «Огонь вещей» завитушка стоит в сильной позиции — на последнем, 15-м месте среди текстов о Гоголе. Автор, видимо, предполагал, что читатель, ознакомившись с довольно парадоксальными трактовками классика, прочитав уже совсем «странные» ремизовские дополнения к «Мертвым душам», в этой последней главе найдет ключ к прочитанному, объяснение и оправдание всего цикла о Гоголе.
О том, что завитушка о Гоголе являлась для Ремизова чрезвычайно важным, личностным текстом, свидетельствует и последняя попытка автора включить его в некое специфическое «избранное» — книгу «Мерлог» (вторая половина 1950-х годов). Книга представляет собой сборник небольших по объему произведений — очерков, афоризмов и «завитушек», посвященных литературному творчеству. Почти все они были уже опубликованы или отдельно, или в составе других сборников Ремизова. Как проницательно отметила Антонелла д` Амелия, «Мерлог» — «монтаж» для себя, а не для читателя12. Исследовательница, ссылаясь на близкую знакомую Ремизова, пишет и о названии сборника: «Как вспоминает Наталья Резникова, ее няня часто употребляла выражение „что за мерлог!“ (вместо „что за берлога!“), которое нравилось Ремизову. Впоследствии он выбрал его как название этого своеобразного сборника, чтобы подчеркнуть разнородность включенного в него материала»13. Слово «мерлог» писатель мог узнать и из Словаря Даля, где оно приведено в форме «Мерлога... берлога; вертеп, ущелье».
Если учесть, что речь идет о предсмертной книге, не предназначавшейся для печати, то следует признать, что на выбор заглавия повлияла не столько «разнородность материала», сколько внутренняя форма слова, явно отсылающая к теме смерти. (У Даля встречается «мерлок» в значении «шкурка палой овцы»). Ремизов еще в начале века, во времена вологодской ссылки, сочинял своим друзьям-революционерам «подорожия» — шуточные тексты, которые мнимые покойники брали с собой на свободу, позже он писал уже серьезные письма «некроадресатам», разрабатывал редкий жанр «писем к мертвым». В сборнике «Мерлог» писатель вернул «завитушке» заглавие «Тайна Гоголя» — на пороге вечности уже не было смысла учитывать земной контекст, всю эту литературную суету...
Если две первые публикации текста прошли практически незамеченными, то третья, в книге «Огонь вещей», обратила на себя внимание и критиков, и историков русской литературы. Всех, прежде всего, интересовало одно: с чего Ремизов взял, что Гоголь — кикимора (этот текст, кажется, не допускает никаких иносказательных, метафорических толкований). Младший современник писателя Д. И. Чижевский, автор нескольких интересных работ о Гоголе, в рецензии на «Огонь вещей» назвал Ремизова «писателем, который в наши дни ближе всего к „гоголевской“ традиции русской литературы», но при этом заметил, что его «книга... в части, посвященной Гоголю, отличается... и своеволием чисто ремизовского стиля, и намеренной гиперболичностью утверждений. Главы о Гоголе содержат много кажущегося „озорства“»14. Действительно, некое «озорство» в историко-литературных суждениях писателя встречалось, хотя и крайне редко (он предпочитал чудить в жизни, а не в литературе). В рамках гоголевской темы можно привести слова писателя о «Выбранных местах из переписки с друзьями» как об «одной из музыкальнейших русских книг»15. Позднее Ремизов никак не мог объяснить эти слова.
В современном гоголеведении, которое в целом высоко оценивает книгу «Огонь вещей», парадоксу писателя о кикиморе найдено, казалось бы, вполне логичное объяснение. «А. М. Ремизов, — пишет Л. А. Сугай, — опубликовал... статью, написанную в традициях мифопоэтики символистов и под типичным для них названием — „Тайна Гоголя“. Для характеристики творчества и самого образа писателя автор использовал персонаж низшей демонологии — кикимору, тем самым „расширив“ галерею чертей, ведьм и колдунов, с которыми прежняя символистская критика соотносила образ Гоголя»16. В общем плане это, конечно, верно, но сам Ремизов рассуждал несколько иначе.
Познакомившись с кикиморой в вологодской ссылке, начинающий писатель стал внимательно изучать «северную химеру» по доступным ему этнографическим материалам. Вскоре он наткнулся на легенду о кикиморе в фольклорном сборнике И. П. Сахарова17. История жизни кикиморы поразила Ремизова многими совпадениями с его собственной судьбой: оба «некошные дети» (появились на свет не по желанию родителей), обоим свойственны озорство и юмор, тяга к игре и творчеству и, наконец, чувство одиночества в этом мире... В конце концов писатель идентифицировал себя с этим мифологическим персонажем. Он, конечно, хорошо понимал всю экстравагантность своей теории и не кричал на каждом углу, что он кикимора, однако определенные намеки в своих произведениях и «творческом поведении» делал. Раскрыть свою тайну Ремизов собирался в конце жизни в итоговой биографии, которую по его рассказам писала Н. В. Кодрянская. Но ученица писателя решительно отвергла эту идею: «...о вашем кикиморном начале не напишу»18.
Какое-то время Ремизов полагал, что он единственный из людей обладает этим «кикиморным началом», но в начале 1920-х годов, обратившись к изучению биографии и творчества Гоголя, понял, что нашел родственное существо. О том, что Гоголь «не вполне человек», догадывались еще символисты. Ремизов, как видим, пошел гораздо дальше. Потому и представляется правомерным рассматривать «Тайну Гоголя» и все другие гоголевские главы книги «Огонь вещей» не только запоздалым рецидивом гоголеведения символистов, но и в контексте русской литературы 20-х годов, когда актуализировались поиски «нового Гоголя».
Примечания
1. См. об этом: Розанов Ю. В. Вий на работе и на покое: образ «страшного истребителя» у Гоголя и Ремизова // Н. В. Гоголь и народная культура. Седьмые Гоголевские чтения: Мат-лы докл. и сообщ. Междунар. науч. конф. М., 2008. С. 382-388.
2. Ремизов А. Кикимора // Руль. 1922. 21 сентября. № 551. С. 2-3.
3. Ремизов А. Тайна Гоголя // Воля России. 1929. № 8-9. С. 63-67.
4. Ремизов А. Кикимора // Северные цветы. 1905. № 4.
5. Переписка Л. И. Шестова с А. М. Ремизовым / Публ. И. Ф. Даниловой и А. А. Данилевского // Русская литература. 1994. № 2. С. 179; курсив наш. — Ю. Р.
6. Moller P. U. Some Observations on Remizov`s Humor // Aleksey Remizov. Approaches to Protean Writer. Columbus, Ohio, 1987. P. 113.
7. Безродный М. В. Об одной подписи Алексея Ремизова // Русская литература. 1990. № 1. С. 226.
9. Ремизов А. Огонь вещей. Сны и предсонье. Гоголь. Пушкин. Лермонтов. Тургенев. Достоевский. Париж, 1954. С. 116-119.
10. Розанов В. Опавшие листья. Короб второй. Пг., 1915. С. 156.
11. Бердяев Н. Духи русской революции // Из глубины. Сборник статей о русской революции. М.; Пг., 1918.
12. Ремизов А. М. Неизданный «Мерлог» / Публикация А. д`Амелиа // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 3. М., 1991. С. 199.
14. Чижевский Д. Три книги о Гоголе // Новый журнал. 1955. № 41. С. 285.
15. Ремизов А. М. Ахру. Повесть петербургская // Он же. Собр. соч.: В 10 т. М., 2002. Т. 7. С. 14.
16. Сугай Л. А. Гоголь и культурная жизнь русской эмиграции первой волны // Н. В. Гоголь и Русское зарубежье. Пятые Гоголевские чтения. Сборник докладов. М., 2006. С. 50.
17. Сахаров И. П. Сказания русского народа. Народный дневник. Праздники и обычаи. СПб., 1885. С. 36-38.
18. Кодрянская Н. Ремизов в своих письмах. Париж, 1977. С. 11.