Симбирский «контекст» поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души»
Демидова Т. Э. к.ф.н., доцент Ульяновск. гос. пед. ун-та (Ульяновск) / 2009
В Симбирск Н. Гоголь собирался приехать дважды: в 18411 и в 1850 годах.2 В начале апреля 1850 года он берет подорожную в Симбирск, о чем сообщает Е. Елагина Н. Языковой. Цели поездки серьезные — увидеть живописные места, изучить жизнь крестьян, «проездиться по Руси». «Ходят слухи, что в Симбирске удивительно как интересно!» — говорит Гоголь Е. Елагиной3. В записных книжках 1846-1851 годов он пишет: «Первою моею заботою по приезде в губернию будет заслужить доверенность благородного симбирского дворянства-с, второю-с пробудить участие к местной жизни, к интересам края, стремленье к общественной пользе-с, любовь к своей губернии-с, третье-с моей заботой будет создать законную оппозицию для направления моих действий. Дворянский предводитель есть орган общественного мнения, признанный предводитель мысли всего благородного дворянского сословия».4 Откуда же у Гоголя такой пристальный интерес к нашему краю?
До 1837 года внимание Гоголя к Симбирску обусловлено рассказами Пушкина о путешествии по Поволжью и на Урал. Кроме того Гоголь окружен симбирянами. В Петербурге Гоголь оказывается в дружеских отношениях с кругом Карамзина. В 1829 году посещает в Москве дом А. Елагиной. Там собирался круг людей, включавших симбирян: Языкова, Хомякова, Валуева, Самарина, Аксаковых. Именно Аксаков пишет Гоголю: «Вам надо поездить по России,...заглянуть в глубь ее, в степную и приволжские стороны».5 C 1831-1832 года в круг приятелей Гоголя входит П. Анненков, владелец имения в Симбирской губернии. В 1841 году Анненков живет с Гоголем в Риме, а в 1846 в своем имении Чириково готовит к изданию сочинения Пушкина. «Судя по переписке, — говорит краевед Авдонин, — он оказывал помощь Гоголю в отыскании наиболее интересных административных дел и казусов».6 Гоголь же советует Анненкову «написать заметки о русских городах, начиная с Симбирска»7. Это породило версию, что Гоголь посетил Чириково в 1851 году, опровергаемую краеведами. Симбиряне А. Тургенев, Г. Толстой, поэт И. Дмитриев, И. Гончаров, помещик В. Панов составляют круг общения Гоголя, а с 1833 начинается тесная дружба с поэтом Н. Языковым. В 1841 году Гоголь живет с ним в Риме. Д. Оболенский, со слов Гоголя, рассказывал о жизни Гоголя и Языкова в Риме: «Ложась спать, они забавлялись описанием различных характеров и засим придумывали для каждого характера соответствующую фамилию...».8 Эти разговоры могли содержать и симбирские темы, впечатления детства о помещиках, их именах и фамилиях, родные для Языкова. В записных книжках Гоголя 1841 года упоминается П. Языков, брат поэта, краевед, фольклорист, впоследствии высылавший писателю симбирские материалы — статистические, фольклорные, этнографические словарные, бытовые зарисовки; и спутник Гоголя за границей в 1840 — 1841 годах и при его возвращении. В письме к П. Языкову от 18 мая 1842 года, перед обратным отъездом за границу, Гоголь спрашивает: «Да зачем вы не прислали мне ничего на дорогу? Слов и всяких заметок теперь у вас без сомнения набралось вдоволь. Велите переписать все, что ни набралось, на тоненькую постовую бумагу и пошлите в письме к Николаю Михайловичу; если не поместятся за одним разом, — за двумя».9 Переписка П. Языкова и Гоголя до нас не дошла, но продолжалась она до 1844 года. Даже похоронен Гоголь был среди бывших симбирян (Языков, Хомяков, Валуев) на кладбище Данилова монастыря.
Симбирская губерния упоминается в VIII главе I тома поэмы при описании поведения Чичикова на балу у губернатора. По мнению краеведа П. Бейсова, эта сцена симбирского происхождения. Гоголь мог слышать о таком бале от Пушкина, побывавшего на балу в доме генерал-губернатора Симбирска Загряжского во время своей поездки по Поволжью, о чем сохранились воспоминания симбирян.
Появление Чичикова на балу у губернатора «произвело необычайное действие».10 На бал, как известно читателям, он не собирался, но получил любовное послание, отложил отъезд и из интереса поехал, что и стало почти разоблачением.
Фраза с упоминанием Симбирской губернии при беглом прочтении показывает отношение Гоголя к нашему краю как к типичной среднерусской глубинке: «блондинка стала зевать во время рассказов нашего героя. Герой, однако же, совсем этого не замечал, рассказывая множество приятных вещей, которые уже случалось ему произносить в подобных случаях в разных местах: именно в Симбирской губернии у Софрона Ивановича Беспечного, где были тогда его дочь Аделаида Софроновна с тремя золовками: Марией Гавриловной, Александрой Гавриловной и Адельгейдой Гавиловной...».11 Таков контекст словосочетания «Симбирская губерния». Далее упоминаются Рязанская, Пензенская, Вятская губернии, Казань, Вологда, Сольвычегодск, Усть-Сысольск, Торжок, Херсон, Таврическая губерния, Весьегонск, Царевококшайск, Тула, похожие на Симбирск. Чичиков здесь говорит то же самое, что он говорил в других местах, ведет себя так же, как и везде. Несмотря на неудавшийся любовный аспект, в жизни Чичикова в деловом отношении в Симбирске все было благополучно. Он не был там разоблачен, хотя занимался все той же аферой. Симбирск оказался типично русским городом, «сонным» (что могло идти и от Языкова), здесь даже не оказалось Ноздрева и Коробочки, способных разоблачить подлеца, поэтому эти города остались в предыстории.
П. Бейсов считал, что имя Беспечного симбирское, но по архивам, такой фамилии в Симбирской губернии не числится, следовательно, имя несло иную нагрузку, было характеризующим, рождало противоречивый образ-тип. Софрон(ий) — «здравомыслящий» (по словарю имен), «простак» (в записной книжке Гоголя), а фамилия характеризует персонажа негативно. По Далю, беспечный человек — беззаботный, никого не опекающий. Это входит в некое противоречие с ситуацией: рядом девицы, а он не употребил в дело возможного жениха. Беспечный, Перекроев, Вороной-Дрянной, Дробяжкин, Самосвистов, Красноносов, Вишнепокромов, Ильин — персонажи второстепенные, не прорисованные доконца, но важные своим именем, присутствием. По воспоминаниям А. Смирновой—Россет, Гоголь давал своим героям «настоящие имена, а не вздорные и бессмысленные».12
Взгляд Гоголя на Симбирскую губернию, в отличие от пушкинского в «Капитанской дочке», более однозначен, поэтому и упоминается она только один раз, следовательно, до 1842 года включительно Гоголь в Симбирске не был.
Однако есть и другой смысловой пласт и более конкретный, что позволяет говорить о том, что Гоголь много знал о Симбирске фактического. Симбирск был городом невест, и автор отражает этот факт в поэме. Из контекста видно, что упоминание связано с любовным мотивом. Топоним дается буквально в соцветье женских имен дочери и золовок Беспечного, однако все эти женщины лишь перечислены и словно на одно лицо. Дальше ярких имен в раскрытии образов Гоголь не идет. Если посмотреть внимательно, все женские имена сводятся к одному корню — ад. Аделаида и Адельгейда начинают и замыкают это перечисление. Это соответствовало общему замыслу поэмы — показать в I томе поэмы ад русской жизни. Женские образы в этом замысле также «адская» составляющая. Они заметно принижены по сравнению с образом блондинки из города NN. Симбирянок Чичиков запомнил, но не был готов к тому, чтобы думать тогда о женитьбе. Город NN сделал его помещиком средней руки, а блондинка чуть не совершила в нем душевный переворот. И из-за нее тоже Чичиков остается в городе. Ей он говорит то, что говорил симбирянкам, вспоминая об этом в момент взлета, на несколько минут обратившись в поэта. Этот момент становится переломным в жизни героя. После него положение «мыслей и духа его неспокойно... Неприятно, смутно на сердце, какая-то тягостная пустота образовалась там»,13 словно здесь уже должно было начаться перерождение героя. Мимолетное, но развернутое упоминание о Симбирской губернии говорит о том, что остановка на этом топониме не случайна. Вероятно, в данном случае сказались знания о городе, полученные от симбирян. Писатель слышал о Симбирске от людей поэтически одаренных, поэтому он (в силу интуиции) точно угадал «нутро» города невест и беспечных процветающих в Николаевскую эпоху дворян-помещиков и в одном предложении передал его в I томе поэмы. Не случайно Н. Языков спрашивает в письмах сестру, что именно в Симбирске говорят о «Мертвых душах».
Симбирский контекст присутствует и во II томе поэмы. Симбирск не назван, но поволжская стихия господствует. Упомянутые в I томе поэмы топонимы, яркие слова, имена, прозвища служат завязкой какого-либо мотива дальнейшего повествования. Так произошло с упоминанием о Рязанской губернии, где впоследствии орудует шайка Копейкина. Беспечный трансформируется во II томе в Хлобуева. Действие II тома поэмы происходит в глубинке. Есть намеки на волжский материал в тексте, например, «нижегородская ворона». Исследовательница Ю. Ковалева пишет: «Изображая этот город и окружающую его губернию, писатель стремился в первую очередь отразить типичные черты глубокой российской провинции, а не специфические черты какой-либо местности. Но если в I томе используются более нейтральные в краеведческом плане заметки (клички собак, названия блюд), то во II томе дан более конкретный материал, очевидно широкое использование записок о жизни Поволжья, изображаемый здесь край наделен чертами Симбирской губернии, а центр его, город Тьфуславль, в процессе работы нередко ассоциируется в сознании писателя с Симбирском».13
С этим утверждением нельзя полностью согласиться, поскольку Тьфуславль — город пустой славы, город-торгаш, трансформация ранее упомянутого Торжка. Название точно исчерпывает суть города. Крупными торговыми центрами в Поволжье были Макарьев, Самара, Нижный Новгород — прототипы Тьфуславля.
Лик Симбирска в 1-й половине XIX века был несколько иным. В отношении Симбирска можно было бы использовать эпитет, данный Гоголем симбирскому дворянству — «благородное». По мысли И. Золотусского (симбирянина по рождению), город II тома должен был быть на порядок выше города I тома, там должны были пересекаться пути людей, движущихся к нравственному очищению, что мы отчасти видим, но Тьфуславль не дан еще как светлый город. «Благородный» Симбирск мог стать прототипом города-персонажа III тома, если бы Гоголь побывал в нем. Именно Симбирск называли «дворянином на Волге», а николаевское время — пора его процветания.
Ю. Ковалева считает, что поволжским и симбирским материалом навеяны описания раздолья, просторов, гуляние по реке в имении Петуха, где река, по всей видимости, Волга, деятельность Муразова и Костанжогло. Основная функция «поволжского элемента — помощь писателю в воплощении мечты о мире больших человеческих возможностей».14
Ульяновские краеведы (Бейсов, Рассадин) говорят о возможной роли симбирского материала в описании имения и образа Тентетникова, включая имя героя. Не случайно фамилия «Тентетников» упоминается Гоголем в записных книжках 1841-1844 годов сразу после размышлений писателя о том, что ему следует сделать первым делом по приезде в Симбирскую губернию.15 Известный исследователь топонимов Ульяновской области В. Барашков отмечал наличие в названии деревни «Теньковка», поныне существующей недалеко от Языкова, фамильную основу.16
Отвечая на вопрос о прототипе, приходишь к выводу о двух возможных незаурядных фигурах из жизни Симбирска. Первая — Н. Н. Трегубов, крестный детей семьи Гончаровых, друг семьи, симбирский помещик середины XIX века, масон, чудак, что для литературы интересно. Умный, но апатичный, ленивый, ждущий какого-то поводыря, как и Тентетников. Именно Тентетников связан сюжетно с каким-то старым масоном и недоучившимся студентом (прототипом последнего считали Белинского), обдумывает серьезное сочинение о России. Общая заглавная буква в фамилиях, тайная мыслительная жизнь, масонство; оба сосланы в провинцию; оказываются не у дел.
Наличие столь колоритного человека в Симбирске подтверждает и роман Гончарова «Обломов» — текст симбирского происхождения. В том, что Обломов имеет с Трегубовым общие черты, сомнения нет. «Дух скепсиса, отрицания светился в его насмешловом взгляде и сверкал в очах»,17 — пишет П. Бейсов о Трегубове.
Что же роднит Тентетникова и Обломова? Оба нарисованы красками одной палитры; много общего в описании Обломовки и Тентетниковки: стиль, эпический и романный размах обоих произведений, множество общих деталей. Даже фамилии героев образованы по одному типу: Тентетников — тень Тетникова; Обломов — обломок чего-то. Характеры героев создавались почти одновременно: Гоголь работает над II томом в конце 40-нчале 50-х годов, «Сон Обломова» опубликован в 1849 году. Прототип мог был быть знаком и Гоголю, и Гончарову. Гоголь мог читать «Сон Обломова», а Гончаров мог знать об уцелевших главах поэмы, которые издаются впервые в 1855 году, еще до выхода романа Гончарова. Тентетников мог быть ориентиром для Гончарова в работе над «Обломовым», писатель часто «попадал под чары Гоголя». Дело заключалось не в подражательстве, а в более существенном обстоятельстве: Гончаров «по своей собственной природе был склонен к тому, чтобы на многое в человеке смотреть так, как смотрит иногда Гоголь, — с мягкой необидной улыбкой».18 Здесь мы имеем и типологические схождения, и наличие одного прототипа, и влияние одного произведения на другое.
«Плюсы» и «минусы» видит Гоголь в Тентетникове; аналогично рисует Гончаров Обломова. Штольц своей активностью напоминает Чичикова. Совпадает и одна из идей поэмы Гоголя и «Обломова» — поиск ответа на вопрос: где же человеческое совершенство?
О втором (симбирском) прототипе Тентетникова и Обломова говорят В. Осокин и А. Рассадин. Это Н. Языков. «Гоголь, — пишет Осокин, — явно использовал рассказы Н. Языкова о его симбирском поместье: достаточно побывать в Языкове, чтобы убедиться, сколь точно при описании усадьбы Тентетникова изображены тамошние меловые горы и вообще вся захватывающая дух панорама».19 Тентетников живет в горах. Горы действительно располагаются между Самарой и Симбирском. О них Гоголь мог слышать от Пушкина, так как Пушкин первый раз выехал из Симбирска по правому берегу Волги, ехал «горами», не мог «взъехать» в гору, что стало одним из сильных его впечатлений и побудило вернуться и ехать другим трактом в Оренбург.20 Среди сведений, переданных Гоголю П. Языковым о Поволжье и занесенных Гоголем в записную книжку, есть описание тех самых растительных и геологических пород (песчаника и известняка) с Жигулевских гор, которые придали потом колорит доминирующему во второй части речному пейзажу. 21 В записных книжках Гоголя за 1841-1844 упоминаются геологические породы Симбирской губернии: «песчаник сланцоватой, ведомый только Петру Михайловичу», «известняк, из которого состоят Жигулевские горы», смолистый сланец. Кроме пейзажных совпадений есть еще доказательства этой версии: в некоторых вариантах II тома поэмы Тентетников назван Дерпенниковым22(Дерпт), а Н. Языков был студентом Дерптского университета.
История любви Тентетникова и Уленьки, последовавшей, согласно замыслу, за ним в Сибирь, напоминала отношения К. Ледантю и декабриста В. Ивашева и П. Гебль и И. Анненкова, биографически связанных с Симбирском.
Список симбирских мотивов II тома поэмы продолжает описание имения В. Платонова (Бейсов считал его прототипом село Чириково) и деятельность Муразова и Костанжогло. Их общим прототипом был известный в России откупщик — грек Д. Е. Бенардаки, личность неординарная, тоже связанная с Симбирском. О нем после мая 1835 года Гоголю мог рассказать И. Гончаров, знавший Бенардаки по году службы в Симбирске. В Риме Гоголь знакомится с Бенардаки, а позднее рекомендует П. Нащокину пойти в учителя в дом Бенардаки.
В записных книжках Гоголя 1841-1844 годов много раз упоминается Симбирская губерния: шишига — чорт в Симбирской губернии, ерилка — крестьянская ярмонка в Симбирской губернии, деревня Жаровка Корсунского уезда Симбирской губернии, мукомольные мельницы по рекам Симбирской губернии — Свияге, Барышу, Сызрани, Черемшану, Майне, пристань Промзино, откуда хлеб везут в Нижний, из Симбирской губернии вывозится много деревянной посуды, оконниц со стеклами в Оренбургскую, в Симбирской губернии попов называют дурья порода, а одного немца называли Тараканьими мощами.23
Итак, не все названное можно еще доказать, но связи Гоголя, особенно последнего его сочинения — поэмы с нашим краем тесны, это и непосредственные симбирские материалы, знакомые писателю, и опосредованные не менее интересные связи, огранически впитанные писателем и вылившиеся в поэме.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. В августе 1841 г. Гоголь собирается проводить до Симбирска из Ганау больного Языкова.
4. Гоголь Н. Записные книжки 1841-44 гг. — ПСС в 14тт., АН СССР, М., 1951, т. 7, с. 380.
5. Аксаков С. История моего знакомства с Гоголем. — М., 1890, с. 65.
6. Авдонин А. Пушкин и Симбирский край. — Саратов, 1987, с. 34.
7. Письмо Н. Гоголя от 12. 08. 47. Цит. по: Авдонин. Указ. соч. С. 47.
8. Цит. по: Вересаев В. Гоголь в жизни. — М., 1990, с. 345.
9. Гоголь Н. Записные книжки за 1841-44 гг. Указ. изд. Т. 7, с. 318, 425.
10. Гоголь Н. Мертвые души. Т. 1. Указ. изд., с. 210.
12. Смирнова-Россет А. Воспоминания о Гоголе. — М., 1978, с. 71.
13. Гоголь Н. Мертвые души. Т. 1. Указ. изд., т. 6, с. 212.
16. Гоголь Н. Записные книжки 1841-44 гг. Указ. изд. С. 381.
17. Барашков В. По следам географических названий Ульяновской области. — Ульяновск, 1994, с. 90.
18. Бейсов П. Гончаров и родной край. — Ульяновск, 1960, с. 44.
19. Лощиц Ю. Гончаров. — М., 1984, с. 61.
22. Гоголь Н. Мертвые души. Т. 2. Указ. изд. Т. 7, с., 262, 405.
23. Гоголь Н. Записные книжки 1841-44. Указ. изд., с. 318, 325. 333, 336, 341, 342, 380.