Образ границы в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя
Прасковьина М. В. (Самара), аспирант кафедры русской литературы Самарского государственного педагогического университета / 2007
Граница — прежде всего, пространственное понятие. От этого и отталкиваются большинство исследователей темы границы. Граница в данном контексте — разделительная линия, отделяющая пространства, территории друг от друга (границы областей, государств, природных зон, областей атмосферного давления). Аналогично этому можно мыслить и границу понятия, семантического поля, границы представлений о каких-то явлениях. Здесь граница отграничивает друг от друга пространства семантические. То же можно сказать и о временных границах (напр., война как рубеж, как граница)1.
В семиотике Ю. М. Лотмана граница понимается также пространственно: как «черта», на которой кончается периодическая форма«2. Это иной уровень абстракции, но и здесь имеется в виду деление пространства: «наше», «свое» культурное, организованное пространство противостоит «чужому», «враждебному», хаотичному. Лотман показывает, что всякая культура начинается с разбиения мира на «внутреннее» (свое) и «внешнее» (их) пространства.
Пространственные представления не могут исчерпывать понятия границы: граница — смыслопорождающий механизм, создающий культуру, формы отношения к жизни — мышления, представлений, ценностных ориентаций. Граница сама по себе не является формой, но обеспечивает смысловую идентичность явления. Этот смысл формы не осознается на бытовом уровне, но воспринимается людьми в формах, которые могут быть охарактеризованы при помощи таких категорий, как такт, вкус, мера, красота и т. д. Такое понимание границы требует разместить ее не по краю явления, а в центре как глубинном смыслообразующем начале.
Проведение границы — событие, в котором происходит акт индивидуализации. М. М. Бахтин: «каждый культурный акт существенно живет на границах: в этом его серьезность и значительность...»3 Граница, с одной стороны, ограничивает, с другой — открывает возможность бесконечного смыслопорождения, которое происходит именно на границах, между смыслами, между высказываниями. Здесь нет механической дифференциации вещей, данный процесс носит диалогический характер. → Граница — это точка интенсивности, активности смыслов.
Центр обеспечивает стабильность, то, что Фридрих Геббель назвал «сном мира» («Schlaf der Welt»), а на «краях» царит беспокойство — наше сознание бодрствует, мы задаемся вопросами, здесь нет уверенности ни в чем. Одно лицо границы — ясность и завершенность, другое — возможность задаваться вопросами о состоятельности ограничений.
Искусство — это «вторая культура». Искусство — один из важнейших и универсальных способов «чтения» культуры, актуализации, проблематизации ее скрытых смыслов. Искусство, таким образом, «ходит по границам», тревожит «сон мира».
Выделяют следующие функции границы:
1. Дифференцирующая функция. Граница — механизм различения, смысловой идентификации явлений. Различение одновременно различает и соединяет (это граница, но она общая)4.
В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя примером этого может служить внешность персонажей-людей и персонажей-«нечисти». С одной стороны, автором подчеркиваются отличия: колдун из «Страшной мести» поражает своей безобразностью, черт из «Ночи перед рождеством» описан в соответствии с фольклорной традицией. Однако Гоголь не проводит резкой границы между людьми и «не-людьми». Во внешности мачехи из «Сорочинской ярмарки» проскальзывало что-то «неприятное, дикое» [ПСС, М., 1940, I, 113], при этом, Грицько называет ее ведьмой и сатаной. Таким образом достигается создание образа мачехи, как человека отталкивающего, злобного. А черт из повести «Ночь перед рождеством» напротив, имеет человеческие черты, что неоднократно подчеркивает автор: «Подбежавши, вдруг схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя, перекидывал его из одной руки в другую, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки» [ПСС, М., 1940, I, 203]; далее о нем же: «проворный франт с хвостом и козлиною бородою» [ПСС, М., 1940, I, 215]. С помощью этих сравнений Гоголь «снижает опасность» этого представителя нечистой силы, делает его комическим персонажем.
Во внешности утопленницы из сна Левко также сочетаются черты существ с обеих сторон границы реального: «приветливая головка с блестящими очами, тихо светившими сквозь темно-русые волны волос», далее: «Вся она была бледна как полотно, как блеск месяца». Панночка выглядит как существо потустороннее, но, в то же время, прекрасное.
2. Изолирующая функция. Граница, освобождая предмет из его конкретной, обычной сферы и включая его в более широкое пространство новых отношений, одновременно разделяет и соединяет.
Изолирующая граница выступает как граница «читатель/произведение». Автор и читатель — активны, оба являются субъектами смыслообразования, оба создают границы друг для друга. Граница «автор — язык» — важнейший механизм порождения смысла, без которого невозможно возникновение произведения.
Это отчетливо прослеживается в «Вечерах на хуторе...» в плане различия между повестями внутри цикла. Отчасти, это различие есть одна из организующих деталей произведения. В предисловии Рудый Панько оговаривает, что эти различия существуют в силу того, что повести имеют разных авторов. Таким образом, личность самого Рудого Панько и предисловие, написанное от его имени — «окаймляющая» деталь, то, что соединяет повести воедино.
Различия между повестями цикла существуют на нескольких уровнях: 1) стиль повествования (в «Майской ночи» он более «сухой», фактически-повествовательный, нежели образно-описательный, в «Страшной мести» — это нагнетание зловещей атмосферы, ощущение неотвратимости трагической развязки, в «Сорочинской ярмарке», «Ночи перед рождеством» и «Майской ночи» в различной степени присутствуют комические элементы). 2) «степень правдивости», то есть степень вовлеченности «нечистой силы» в ткань повести. Герои «не-люди» могут действовать наравне с персонажами-людьми («Ночь перед рождеством», «Страшная месть», «Пропавшая грамота»), могут присутствовать на заднем плане — в снах, легендах и т. д. («Сорочинская ярмарка», «Майская ночь, или Утопленница», «Заколдованное место»). 3) роль, которую играет «нечисть» в конфликте — выступает инициатором его («Ночь перед рождеством», «Пропавшая грамота») или силой, ведущей к его разрешению, причем, вольно («Майская ночь, или Утопленница») или невольно («Сорочинская ярмарка», «Ночь перед рождеством»).
Границы внутри произведения структурируют текст. Внешние: заголовки, отступы, эпиграфы, главы, абзацы. Эти элементы образуют не только последовательность во времени, но и располагаются друг возле друга. → Отношения временные и пространственные.
Временные границы в повестях цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки» служат не только для «отмеривания» отрезков времени. Например, смена времени суток в «Сорочинской ярмарке» резко меняет настроение повествования: IX глава заканчивается фразой: «Они казались диким сонмищем гномов, окруженных тяжелым подземным паром, в мраке непробудной ночи», сразу после этого Х глава начинается словами: «Свежесть утра веяла над пробудившимися Сорочинцами. Ярмарка зашумела» [ПСС, М., 1940, I, 129]. Этот контраст легко позволяет продемонстрировать несостоятельность ночных страхов героев. То есть, фактически, временная граница становиться границей страха.
Границы внутри произведения можно отчетливо наблюдать в повести «Сорочинская ярмарка». Окончание повести отделено от основной части интонационно. Резкая смена тона повествования: от описания картины бурного веселья («Все неслось. Все танцевало» [ПСС, М., 1940, I, 135]), до темы тоски и грусти («И тяжело, и грустно становиться сердцу, и нечем помочь ему» [ПСС, М., 1940, I, 136]). Смена темы и интонации повествования тем боле странны, что следуют после счастливой развязки любовной интриги, довольно типичной для фольклорной традиции. Однако именно в этой повести Н. В. Гоголь рассуждает о сути тоски, о природе ее возникновения. Эта граница ощутимо отделяет основную часть повести с ее ярмарочной интригой и окончание — лирическое и глубоко личное переживание автора.
Этот же отрывок позволяет также судить о проницаемости границы между миром живых и мертвых в повестях цикла. Описывая веселье на ярмарке, Н. В. Гоголь переходит к изображению старух, танцевавших среди других людей: «Но еще страннее, еще неразгаданнее чувство пробудилось бы в глубине души при взгляде на старушек, на ветхих лицах которых веяло равнодушием могилы, толкавшимся между новым, смеющимся, живым человеком» [ПСС, М., 1940, I, 135]. Автор явно противопоставляет мир живых и мертвых: «равнодушие могилы» — «живой человек». И здесь опять отсутствуют границы между этими двумя мирами — «мертвые» существа включены в круг «живых», как напоминание о неизбежном конце всего веселящегося, мирского, живого.
3. Рамка. Может выступать в качестве места и как материальная форма изоляции. В качестве рамки могут функционировать и название произведения, и его жанр. Для произведений словесного искусства используется слово «рамка». Рамкой является весь текст. Типичной формой обрамления является композиционная форма «текст в тексте»5.
4. Порог — место, обладающее вненаходимостью (между другими местами, пространствами, временами, эпохами и в то же время — ничейная земля, пустота), пространство перехода, одновременно для 2-х пространств и времен6.
Порог — это как раз то определение, которым можно охарактеризовать отрезок пространства в «Заколдованном месте». Особенность этого места не только в том, что там скрыт клад, охраняемый нечистой силой. Это место — порог между миром обычных людей и «нечистой» силы, оно фактически не существует в географическом пространстве, герой находит его случайно и долго не может потом найти повторно.
Подобное резкое разделение пространства на «обычное» и «волшебное» не характерно для остальных повестей «Вечеров на хуторе близ Диканьки». В большинстве повестей цикла интрига состоит как раз в нарушении этой границы, в том, что «нечисть» проникает в пространство обычных людей. Отсутствие порога как разделительной черты, которая помогала бы избежать путаницы между мирами и взаимного влияния, — движущая сила конфликтов всех повестей цикла.
5) Архитектоническая форма. Эта граница не локализована пространственно и во времени. Лишена конкретности, хотя и определяет собой структуру образа и художественного мышления. Она есть многообразная структурированность эстетического объекта7.
Проницаемость границы — одна из движущих сил развития сюжета в повестях «Вечера на хуторе близ Диканьки». Граница между сном и явью нарушается в нескольких повестях. В «Майской ночи, или Утопленнице» сон Левко оборачивается явью. В его руках остается записка Панночки, что и приводит к благополучной развязке. Линия «нечистой» силы, предстающая перед читателем в форме сна, переходит в разряд «волшебства», когда оказывается, что записка передана на самом деле.
В повести «Страшная месть» сон Катерины выполняет двойную функцию: во-первых, он «предупреждает» об опасности, задает зловещий тон повествованию, подготавливает читателя к дальнейшей трагической развязке. Во-вторых, он помогает и развивать сюжет. Ведь оказывается, что это не сон, а козни колдуна, начало его «темного наступления» на Катерину. Таким образом, граница сна здесь является границей темной силы — через сны колдун подбирается к Катерине, когда заканчивается сон, заканчивается его власть.
Границы отдельной личности также не являются непроницаемыми. В «Сорочинской ярмарке» Н. В. Гоголь использует следующий образ при описании ярмарки, как места скопления большого количества людей: «Вам, верно, случалось слышать где-то валящийся отдаленный водопад, когда встревоженная окрестность полна гула и хаос чудных неясных звуков вихрем носиться перед вами. Не правда ли, не те ли самые чувства мгновенно обхватят вас в вихре сельской ярмарки, когда весь народ срастается в одно огромное чудовище и шевелится всем своим туловищем на площади и по тесным улицам, кричит, гогочет, гремит» [ПСС, М., 1940, I, 115]. Гоголь сравнивает множество людей на ярмарке с массой воды, падающей с шумом с высоты, с чудовищем, тем самым подчеркивая отсутствие индивидуальности у любого присутствующего на ярмарке.
В конце повести автор опять обращается к образу единого существа, в которое превращаются отдельные люди, сливаясь в толпу: «Все неслось. Все танцевало. <...> Гром, хохот, песни слышались все тише и тише» [ПСС, М., 1940, I, 135]. Николай Васильевич называет отдельных людей «все», опять пишет о гоготе и грохот (звуки, производимые чудовищем, описанным ранее). Этот образ возникает вновь в тот момент, когда автор обращается к своим глубинным, личным переживаниям — его интересует именно личность, ее индивидуальные чувства, поэтому слитая воедино толпа людей предстает в столь непривлекательном образе.
Н. Т. Рымарь говорит о том, что искусство не должно рассказывать о границах и опыте границы — язык искусства создает ситуации «экзистенциального» переживания границы, он удерживает этот опыт в своей внутренней структуре, а это является одним из важнейших условий аутентичности художественного высказывания8.
Образ границы в цикле повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» многоуровневый. Граница задействована на уровне сюжета, на уровне ранжирования персонажей, на эмоциональном уровне восприятия. Поэтому понимание функций границы и ее возможностей необходимо для осмысления текста данного цикла произведений Н. В. Гоголя.
Примечания
2. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера — история. М. 1996.
3. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера — история. М., 1996. С. 25.